Раскусывая надвое таблетку
Нитросорбида, утром. Ритуал.
День разделен в мозгу на клетки,
И в каждой вписано "устал".

Тук-тук. Итог. Итог токует,
Костлявую ли самку ждет.
Войдите: человек тоскует
И сам себя не узнает.

Тук-тук. Простукивай, как сыщик,
Ища сокровище в грудной.
Все чисто. Ничего не свищет.
Утешься тишью отварной.

Тук-тук. То дятел, а не ворон,
Жилец, а не Полночный гость,
Долбящий, он еще уверен,
Что правильно заточен гвоздь.

Тук-тук. Да это позывные
Слепца, идущего домой.
Так отбивайся козырными,
Оставшимися в звуковой

Колоде. Как оно протяжно,
Себя удвоившее "у".
Вглядись, вглядись в него бесстрашно:
Вот-вот увидишь синеву.

Бегущий на роликах под дождем,
На спине у него рюкзак,
Под развевающимся плащом
Отрочества, зигзаг,

Выписывающий, как будто и нет
Ни выбоин, ни обид.
Воздухом пятнадцати лет
Рюкзак у него набит.

Безостановочно так скользит,
Незнания взяв разбег,
Не замечая, что жизнь - транзит,
Путь из варягов в грек…

Легкости шелестящий шлейф,
Извилистой воли стиль,
Не разработанный мною шельф
Свободоносный…spiel,

Играй, балалайка, а ты беги,
Влекущий лови простор,
Вставший именно с той ноги,
Неведомый юниор.

Жижа слов, велимировы плавни, ряска
Религиозности, гниющий дух.
Вдохновение - как хлыстовская тряска,
Ах, скорей бы, скорей бы пропел петух.
Леди бледная блюдечек, со слововерченьем
Ты не справилась. Призрак поэзии на
Страницах (мертвенным полон свеченьем,
Неновым, неоновым) бродит. Ты не темна,
Но - мутновата. Критики в пестрой водице
Ищут не зря гениальности юрких щурят.
Славно мелькают филологов ловкие спицы,
Все им не спится - еще не закончили ряд.
Черную шаль, примеряя, другие девчата
Так же трагически будут смотреться в трюмо.
Ты получила, необыкновенное чадо,
Все по заслугам, особенно, это письмо.

Понимаешь, налей еще, вот так.
Такая произошла хуйня:
Двадцать лет прожили как-никак,
Вдруг она спрашивает меня:
"Ты меня любишь?". А я молчу,
Не понимаю, ответить что.
Вчера испортила алычу
И забыла подшить пальто.
А вообще-то она дает
Исправно, и наваристы щи.
Вот и молчу я, как идиот,
Правильные слова подыщи,
Попробуй. Давай, еще налей.
Зла не хватает на этих баб.
Был бы начитанным, как еврей,
Я бы ответил. А я - прораб.
Конечно, можно и на развод…
Но дети, квартира. Все - кранты.
Водочка на жаре берет.
Ну, хорошо, а что бы ты
Ответил? И я бы ее послал,
Но у моей почему-то шок
От мата. Переживем скандал.
По последней, на посошок.
Славно-то долбануло, да.
Бывай, сегодня больше не пью.
"Двадцать лет жили туда-сюда,
Ну что же надо от нас бабью?".

По небу летящие штучки,
Потерявшие "ша",
Превращаются в тучки -
Радость для малыша.
Эти небесные сдобы
В каждую ввел семью,
Их обессмертить чтобы,
Лермонтов Мих. Ю.
А так бы они, без цели,
Хрестоматийных томов
Мимо, себе летели,
Мимо школьных голов.
А строгие педагоги,
С указкой наискосок,
Не мучались от изжоги -
Как провести урок.
Дайте несчастным отдых
От шнуровки цитат.
Доля "вечно свободных",
Словно доля солдат.
Суэцкий или Обводный
Плыл бы внизу канал.
Летели бы беззаботно,
Никто бы о них не знал.

Хорошо, что нельзя встретить себя семилетнего,
В сквере напротив, прекрасно, что нет его,
Тихого мальчика. А пьяный седой мужчина -
Он фантастичнее кустистых метаморфоз
Овидия. Время - это причинно-
Следственная камера предварительного заключения. А допрос
C пристрастием будет опережен вынесенным приговором.
Пока последовательность событий не перепутана. И
Человек радуется, что это кричит ворон,
А не мальчик, ударившийся полвека назад об угол скамьи.
Все заживет до свадебного матраса -
Так ему объяснили. Марлевым, как ночные страхи, бинтом
Перевязали рану. Всучили книжечку про Тараса,
Расово некорректную, как выяснилось потом.
Нынче в этом сквере поставили памятник
Другому Тарасу, но щирому тож хохлу.
Человек пригорюнился, головой поник.
Ик-ик - больше не выговорить "старому козлу".
Так его припечатала официантка едко,
Выметая осколки, когда он разбил
Четвертую рюмку. Нередко, нередко
Он это слышит. Кто его торопил
И тогда и сейчас? Достав сторублевку смятую,
Потирает коленку, как будто с тех пор саднит.
Непонятно кому назло заказывает пятую,
Пьет и мутно рассматривает "Кобзаря" гранит.

О, чистота прозвучавшего стиха Шелли,
Просиявшая среди копоти свежих анекдотов. О,
Изумительный свет слова, пробившегося сквозь щели
Неопрятного разговора, слова, чье вещество
Не корродирует. "Музыка есть над нами" -
Видит кто или нет - как это он сказал!
На выход, на выход. Потом - проходными дворами
И сразу же выбирать вокзал.
Ну, хотя бы, Балтийский. Он по звуку -
Родня Кастальскому, которого нет.
Сколько можно пережевывать эту скуку
Наших застолий, вечеринок, встреч, бесед?
В юности мы выжигали, видно, недаром
Ржавую плоть пошлости, наперебой
Читая стихи запоем, дыша перегаром,
И, забывая строчку, подергивали губой.
Запасов озона хватило нам на остаток
Жизни. Благодарю, что память еще крепка.
Только поэтому мед золотистый сладок
И хозяйка не устает. Пока
После прочтения пауза грозовая,
Расширяясь сферически, глушит нас,
Мы глядим, друг друга не узнавая,
Значит - все правильно, здесь, сейчас.

Только бы на тебя, посмотреть, посмотреть
И обнять, обнять.
И не надо мне рифмовать на "еть",
А потом на "ять".

Потому что ты, родной, родной,
Не нужны слова.
Потому что впереди перегной,
А потом трава.

Потому что жизнь прошла, прошла
И зазора нет
Между нами. Чистотой стекла
Празднуем банкет.

Борода заросшая и седа,
Как моя. Зеркал
Повторяема череда.
Ты всегда сверкал.

Сверим, друг, наконец, часы.
Хорошо совпасть.
У цирюльника подстрижем усы
И напьемся всласть.

Это утром будет невмоготу,
А пока, пока
Безупречную провела черту
На плече рука.

Я понимаю мужа Карениной. Невозможно
Видеть, как женщина плачет. Просто - тошно.
Сразу хочется выпить,
Возненавидеть слово "сложно",
Отправиться на реку Припять.

Я понимаю Каренина, запутавшегося в согласных,
Выговаривающего глагол "перестрадал".
Трудно себе представить боль на салазках
Правильной речи. Он, что мраморный, минерал?
Или он никогда не думал о ласках
Вронского? Я понимаю литературных героев,
Но не понимаю, как дальше жить.
Варианты запоев
Не проходят. Грусть крошить
В лирическом стихотворении, причем без ритмических сбоев?

Литератюря, как бы русский сказал Верлен,
Хоть и все прочее, но с колен
Уныния помогает подняться.
Но, чтобы согнутой выпрямиться спине,
Другие нужны инъекции: вне-
земные, простите за панибратство.

Опоздай ко второму уроку,
Опоздай на вечерний прием
К стоматологу и демагогу,
Опоздай на угрюмый паром,

Опоздай на дневную премьеру,
Опоздай на бесплатный обед,
Самолет пропусти на Ривьеру,
Потеряй лотерейный билет,

Проиграй родовую усадьбу
В подкидного ли, в преферанс.
Опоздай на поминки, на свадьбу,
Упусти свой единственный шанс!

Проморгай удивительный случай
И услышишь тогда за спиной:
"Невезучий, опять невезучий", -
Шепотка отвратительный гной.

Потому что успеха заложник
Перекошен кошмаром ночным:
На обочине, как подорожник,
Оказаться внезапно…

                                                            Памяти Г.С.

Все чего-то выглядывала, выискивала духовную нить
В грубой вязке свитера жизни. Как любую другую,
Смерть твою тоже хочется объяснить.
Вряд ли я по тебе тоскую.
Но когда вырывают общего прошлого клок -
Задувает в прореху, становится сразу зябко.
И кому покажешь рот-фронтовский кулачок?
Жизнь пройдет, как прокатилось яблоко.
"На все воля Божья", как в ноябре листва,
Бестрепетно, сухо, тускло, - роняла еле
Пепел слов, ибо сами слова
За долгие годы горя перегорели.
Во всяком случае, ты была грамотнее меня:
По книге Иова ты писала диктанты.
А я развлекался с Шенди. Такая стерня
Колола воображение. Потом ты ушла в сектанты.
Хоровое пение, проповеди, псалмы -
Вероятно, это действительно помогало.
Я хочу написать, как целовались мы
На узком балконе. И все было мало, мало.
Эта подробность малозначащая пусть
Вспыхнет хотя бы в строчке внове.
Пусть торжествует страсть, а не грусть,
В жалком моем поминальном слове.