Друзей всё меньше, а тебя всё больше..
Невывернутых наспех отношений,
Пристрастных взглядов,
"Шкаф поставим здесь".
Я получу когда-нибудь по шее
За неуменье строить отношенья.
А змеев, гадов, пальцами не счесть.

Пространства меньше, а тебя всё больше..
Но стены не пускают прислониться.
Роняет клён измученные лица,
Похожие на листья ноября.
Непойманные.
Местом преступленья
Избрав весь мир... кто стражник, а кто пленник?
Язычники, в себя вбиваем клинья,
Не признавая, что вершим обряд.

И называем этот акт любовью.
И так смешны в своём желаньи болью
Косноязычье оправдать. А в небе Овен
Качает неродившихся детей.

Меня всё меньше, а тебя всё больше.
Моей гитары звук как будто тоньше.
И кажется, не поминая Боже,
Я начинаю понимать людей.



БЛИЗОСТЬ И ЕЁ ХАРАКТЕРИСТИКИ

Близость не есть присутствие, что очевидно.
На расстояние действует сила ветра.
Южным задуло сверху - открылся вид на
Непостоянство мест проживания ретро
В рамках моей фривольности и почтенья,
В рамках выпуклых фото прошлого века.
В тяге к словам использованных значений,
В музыке до периода дискотеки.

Северный открывает другие окна.
Северный, если признаться, гораздо ближе.
То - маета по тайне звёздного овна,
Девы бессмертье из самого сердца Парижа.
Зуд под лопаткой (шрам плавников намечен),
Наглым бесстыдством названное кокетство.
То - невозможность смерти, включая вечность.
И невозможность жизни в её эстетстве.

Близость тебя на... расстоянии ветра..
В полном отсутствии роспись, слабость витая.
Северно-южным граничу с небом и ретро.
А на восток и запад земли не хватает.

                 ПОТОМУ ЧТО ВЕСНА

"Время и до нас, и после нас не наше.
Ты заброшен в одну точку;
растягивай её - но до какиx пор?"                                         Сенека

Спит на небесах Медведица,
На иконах Богородица,
На часах кукушка вертится,
У неё часов не водится.
Лучше б каркала, медовая,
Сикось-накось, вкривь да около.
Пару лет, пожалуй, вдоволь мне
Этим, как его там, - соколом.
Позже можно голубицею
И помельче птицей разною,
Апокриф случился с лицами,
Кривотолк наехал разумом.
Всё эмоции коллекции,
Проще - лучше, в фильмах кассовых.
Потому и жизнь не лепится,
Что на птичье тянет массово.
Журавлиное, на кой оно?
По руке и птица синяя.
И стоит ведро помойное
И никем не выносимое.
У вороны тело белое,
А душа.. такая смирная.
Между ними, скажем смело мы,
Есть цена: головка сырная.
Предлагали всё кусочками,
Но корону мне! Коня бы мне!
И лежат ножи не точены
И никем не оброняемы.
Спит Медведица, и лапами
Прячет медвежат упитанных.
Соколица спит. И латами
Прикрывает тело битое.

Просто остаться
Поводом для пересудов, когда рассудок
Выдал часы приёма. Выпасть из суток,
Влиться в поры безжизненных стен, как в соты,
В лицах-окнах переломиться сотой,
Тысячной, миллионной частичкой света.
Вылиться. Вырваться. Выпасть счастливым билетом.
И предаваясь таинству иносказаний,
Вверить ладоням языческий ключ признаний.

Просто остаться
Поводом для перемены времени года,
Смены причёски, походки, замочного кода,
Старых привычек. Темою для кавычек.
И, как бы между прочим, "не будет ли спичек?",
И, как бы между делом, сомнения ради,
Поводом для расставаний не больше, чем на день.
И без причины причиной ночного бреда
Под легкомысленным маленьким клетчатым пледом.



Утро. Не оставляя следов посуды,
Просто остаться поводом для пересудов.

Надежда, не теряй меня,
Держись за край подола смело.
Я никогда и не умела
Хранить последствия семян.
Надежда, не крадись в тоске,
Убитой по следам вчерашним.
Как все черно на этой пашне.
Пожнем, помолем. Быть муке.
Надежда, время для ростков,
А ты над сыновьями плачешь.
Не принимай закон безбрачья -
Женой будь смелых дураков.

... гнать...

сто двадцать
днём и ночью
три тысячи в сутки
двадцать в неделю
метры и мили на годы
счётчик
мерно тикает
вне предела
моего тридесятого
твоего храма
а тише едешь не в корм лошадке
её пристрелят
и будет рано
и будет утро походкой шаткой
вползать на новый виток осмелясь
лежачий камень и мох подушкой
её пристрелят в твоей постели
там остановка
и сердце глуше
гнать
в три пульса
турецким маршем
сжигая время вперёд и к лету
то не бес но в ребро и дальше
в тебя врастаю грудною клеткой

.......
Они говорили люблю... искренне..
Их заполняло... они уходили..
Её дыханьем.. Дышалось искрами,
Дышалось ветренно. Тили-тили
Ещё раздавалось недолгим бомом..
Горело тесто, невеста или
Кошкино, мягкое, звалося домом.
Её было много. Они уходили.

Родной мой, жизнь протекает мерно.
В рамках письма и чтения житий.
"Мне надо выйти. Вернусь? Наверное"
Дышите глубже... Ещё.. Не дышите.

........
Ты не слышишь, как в тон предрассветному зимнему часу
Тишина обрастает не слухами, но коростой
Меж домов междометий, воскли... и цианистым, к чаю,
Этим словом земным. На, примерь. Вдруг придётся по росту.

Я тебе его дольками. Только на запах осталось.
Слов на выдохе мало, всё выжали, выжгли на милость.
Задышали, затискали, заштамповали. И малость
Износили, а это, вот чудо, ещё сохранилось.

Ты губами его, языком, ближе к нёбу и к горлу,
Протолкни, не давись.. Пусть само прямо с горочки, лыжей.
И не в дудочку, нет, не в сопелочку - слышится горном
Наше вашим: "люблю".. Ваше нашим: "вчера", и...
Не слышать, не слышать.

.......
Все исключения в мире без правил.
На линии эхом помехи. Кромешно
Колотится время, его прервали
На стыке после и до, а между
Таким пронзительным, не контральто,
Почти вгрызаясь зубами в трубку,
Моё "люблю" извлекает сальто
Из мышц и нервов, сплетённых грубо.
Любили? Часто. Любили сладко.
Включали скорость и до упора.
Я тормозила с плеча, в десятку.
В пороховницах дымился порох.
А лошадей... Ах, Володя, милый,
Что там немножко - куда как лучше
Людей, блядей и идущих мимо,
И нас, на деньги играющих в души,
С видом на вечность, с потугой в веру
На все четыре, ребром из глины.
Углами режущие натуры?
Да упасите, всё округлили.
А лошадей по глазам, по морде...
А неча гнать по ковровым травам.
"Дышите глубже".. Какая гордость?!? -
Мне удержать бы... "Держитесь справа".
Мне удержать бы тебя от взгляда
Мимо и вниз, посмотри, я выше!
Я здесь, корнями, за воздух, рядом
Держать пытаюсь, дышать и слышать.



ВОЗРАСТНОЙ ИМПРЕССИОНИЗМ

А уходя, не угодить в капкан
Последнего желания: остаться,
Не угадать по сомкнутым губам.
Танцует ночь разнузданный канкан,
Подталкивая в спину. Восемнадцать,
И жизнь к концу. У жизни на краю
Решенье принимается от бёдер.
Походкой лёгкой врезаться в толпу,
С ней не сливаясь. И читать на лбу
У каждого: "К любви, увы, не годен".

А уходя, подумать невзначай,
Что в кофе лучше добавлять корицу.
В стихи - пурген, а сахар - только в чай,
Под менуэт, отмеренный на час
Заката. Утро мудренее. В тридцать
На драму в лицах действует сезон.
От бёдер - лишь походка. И навязчив
Принятием решенья день. На зонт -
Слоями дождь, смешав в один мазок
И остающихся, и уходящих.

Пили вино из расплавленных солнцем бокалов
В пересечении разных концов планеты,
После бросали тела на распятие скалам,
Теплым камням из света, прозрачного света.
Мир этот был оранжев дольками счастья,
Вкуса соленого тела, терпкого бреда.
Было ли это по милости, той ее части,
Что отвечает за небо, безликое небо?

Черной дырой пространство моей планеты.
Солнце сузилось в щелку дверного проема.
Ты отвечаешь за руку, которой нет, но
Пальцев ее отпечатки хранят укромно
Синие прутики вен. Значит, буду в завтрак
Пить вино из расплавленных сонных артерий,
На ночь - десерт из подлунного волка в кадре,
Жизнь в режиме "назад" возвращенья к двери.

Значит, не будет писем, рефлексов прежних
На одинаковый почерк, введенный в право
Общей руки... Какая рука, я брежу,
Глупый мой правдоискатель, близнец Вараввы.
Пили любовь из молочной железной крынки...
Господи, дай же мне силы, подставь мне плечи.
Каждую ночь я справляю опять поминки.
И хороню, хороню, хороню бесконечно.

                     ГОЛЕМ

На пьедестале из чистого золота
идол хрустальный, тонко звенящий...
                                           Пээс

От пьедесталов из чистого золота
До серебра твоего касания
Было холодно. Идол молотом
Целил в темечко по касательной.
Идол глиняный, мною вылеплен,
Не молилась, но на ночь ставила
В изголовии снов навылете, -
Сны смотрелись, но не по правилам.

Жизнь против стрелки вертелась истово.
Молох требовал пищи, зрелища.
Я рожала ему из чистого
Золотого металла детищей.
И гордилась собой немеренно
В двух шагах от черты безумия,
Не касаясь рукою времени,
И, казалось, не слыша зуммера
Серебра твоего касания..
Выжигает мне лоб прозрением:
Значит, заживо, без покаяния,
От месившего глину гения.